Витрувианский кофе
Правильные мечты (ar-ru'yâ as-sâliha) порождают правильные знания, как говорят суфии. Правильные мечты задают правильное направление в поиске, а значит, формируют знания. Жизнь человека подобна танцу, но если не знать, откуда он исходит и к чему он должен привести, то это лишь временное задействование наших чувств, которые мы проживем как эмоциональную необходимость.
Испанская Андалусия в период с 711 по 1492 годы контролировалась мусульманами, как, впрочем, и вся южная часть Испании. Однако это было время, когда три религии — христианство, ислам и иудаизм — вступали в наибольшее взаимодействие друг с другом, чем во все последующие времена. Можно сказать, что это было время всеобщего поиска, когда отношения опирались на взаимодействие, причем не только внешнее, но и внутреннее. В этот период был актуален витрувианский человек — это был период поиска пропорции.
Жизнь человека в этот период рассматривалась символично. Для каждого действия требовался свой символ, который помогал сохранять знания, уходить от фрагментарности и соответствовать заданным характеристикам. Чувства и ощущения должны были наполнять пространство, а действие надо было уметь вкушать и выражать. Людям той эпохи было необходимо такое качество существования, которое помогало бы им укреплять свой дух, и это время мы назовем временем жизни в стиле фламенко.
В это время в исламе выделяется суфийское течение, которое поставило вопросы познания себя и своих действий, что и позволяет многим последователям суфизма считать его внерелигиозным направлением. По крайней мере, описываемый период был именно тем временем, когда ищущих знания прозвали суфиями, то есть теми, кто искал познание внутри, а не вне себя.
Это было время, когда формировался и новый вид переживаний благодаря кофе. Напиток, атмосфера вокруг и само потребление становились единым целым. Время породило новый вид кофе — витрувианский, когда все зависело не только от кофе, но также и от места и умения вкушать напиток.
Ибн аль-Араби (Ibn al-'Arabî), андалузский мистик XIII века, сгруппировавший знания о поисках познания человеческого духа, стал, пожалуй, основным идеологом витрувианского кофе как определенного процесса переживаний, заряженного под идею фламенко. Это было время, когда на кофе надо было смотреть так же, как на фламенко. Важную роль в формировании пространства того времени сыграли и цыгане, которые активно мигрировали из Раджастана (северо-запад Индии) в Европу в период с IX по XIV вв., соединяя в своих изысканиях знания суфийских мистиков и тамплиеров.
Таким образом, кофе и фламенко стали играть особую роль в формировании пространства. Место, где танцевали фламенко, наполнялось ароматом кофе. Существовали ниши, где вкушающие кофе переживали возвышенные состояния — своеобразные остенсории, хранительницы возвышенного переживания. Место, где пилось кофе, возводилось не просто в особый статус, а становилось местом с особой энергией.
Кофе стало определять новые принципы существования, основанные на некой глубине ощущений, которые смоделировали именно арабы, увязав идею возбуждения внутреннего пространства посредством кофе с внешним пространством фламенко. Поиск или сохранение ритма переживания всегда являлись основной мистической формой знаний, порождающей различные виды состояний. Это позволяло контролировать и наполняться чувственно, что и было опорой того или иного учения.
Фламенко и кофе объединяет следование заданному ритму, где мы получаем идею витрувианского кофе. По сути, фламенко и кофе внешне несвободны, они зажаты, и нужно выявить, создать напряжение, чтобы вытащить чувство и вкус как из одного, так и из другого.
Нельзя пить кофе без усилия сознания, развалившись или отвлекаясь на разговор — возникнет потеря вкуса. Его надо пить в стиле фламенко.
Витрувианский кофе следует пить в стрессе, и не важно, чем он вызван: положением, чувствами или хаосом в голове. Как стили, сформировавшие фламенко, jónico и frigio или древние индийские ритмы.
Велика разница между восприятием кофе, принимаемого в напряжении, или когда оно пьется как бы между прочим. В этих обстоятельствах даже самое изысканное кофе перестает быть кофе. Родиной витрувианского кофе следует считать Андалусию. Где-то в конце VIII — начале IX веков Андалусия стала одним из центров арабского мира (Аль-Андалус) и центром напряжения между христианским и мусульманским миром. Именно тогда и начинается формироваться великий танец напряжения фламенко, а у кофе начинается новая история.
Историки указывают на появление кофе в Европе в XVI–XVII веках, но началось все с Андалусии. Это мы можем найти в фольклорных песнях mozárabes (христиан, проживавших на территории мусульман в Испании и сохранявших латинский язык в качестве разговорного), пришедших из jarchas и zambras.
Андалусия объединила в себе еврейскую, мусульманскую и христианскую культуры под, скажем так, единым патронажем мусульман, которые достаточно терпимо относились к другим религиям. Это было время, когда духовные ценности хотя и интерпретировались по-разному, но уважались всеми в равной мере. Борьба больше шла за знания, влияние и развитие. Однако при этом кофе было в большей степени связано с арабской культурой и, так сказать, еще было великой тайной суфиев.
Кстати, по некоторым данным, фламенко является детищем суфийских экспериментов, ставшим результатом развития переживания и напряжения как элемента глубины чувств.
Само слово «фламенко» представляется неким ключом, скрывающим мистерию jondo, и включает в себя понятие изменения и поиска. Возможно, оно происходит от арабского слова «felah-mengus» (человек, находящийся в постоянном состоянии изменения), также имеющего значение «освободившийся от рабства» или «беглый крестьянин».
Подобное соотношение мы находим и по отношению к кофе. Сказать более определенно дальше не столько сложно, сколько не нужно. Кофе должно хранить тайну, так как оно проявляется в индивидуальном вкусе каждого отдельного человека. Впрочем, эта заданная неопределенность связана и с другим понятием — суфий, о значении которого выдвигается также множество предположений, но точно его понимает только тот, кто непосредственно соответствует этому понятию.
Интересным является связь фламенко и кофе, или, что тоже самое, витрувианского кофе — оно больше направлено на процесс переживания, на достижение глубины чувств. Каждым тактом и каждым движением витрувианский кофе как будто хочет что-то достать из глубины человека или, напротив, глубоко спрятать. Витрувианский кофе скрывает в себе тайну познания глубины, то, что находится в глубине человеческого духа, некую истину. Это правда, которую суфии называют ar-ru'yâ as-sâliha. Для достижения глубины познания ищущему нужен процесс.
Может ли быть что-то выше витрувианского кофе, ведь он являет собой некую социальную потребность общества в выражении эмоций и чувств? Это, пожалуй, наиболее важные вопросы и сегодня. Эти вопросы ставили еще иберы в своем государстве Тартесс (основанном в 1100 г. до н.э. на территории современных испанских провинций Андалусия и Мурсия).
Здесь же интересна связь и влияние кельтов (в V веке до н. э. иберы смешались с кельтами, образовав племена под названием кельтиберы). Возникает идея напряжения, которая отобразилась в самом понимании потребления и проявления и затрагивает целый пласт некоего учения, в связи с которым не мешало бы упомянуть финикийцев. Основанный ими город Кадис (один из самых древних городов в Европе) окружен множеством историй и легенд — от места, которое было основано самим Гераклом, до Колумба, который именно из Кадиса отправился в свою вторую экспедицию. Если посмотреть на месторасположение Кадиса, то он напоминает чашу, которую мы можем назвать кофейной чашой или даже граалем. Это некий вид земного грааля или место, инициирующее человека, что, собственно, пересекается с высшим состоянием напряжения. Ведь встреча с богом это, все-таки, стресс…
Так что Андалусия — это некое совершенное тело, которое впитало в себя разнообразные культуры, и благодаря финикийцам тело это связано с самым древним городом мира Библосом, которому почти 8 тысяч лет, и где Изида реанимировала тело Осириса.
Появление хереса как особого вина мистического познания также связано с Кадисом, что дало немало внутренних преобразований в процессе становления витрувианского кофе. Херес — это особая зона напряжения, раскинувшаяся в зоне небольших городков Хеres de la Frontera (Херес-де-ла-Фронтера), Sanlucar de Barrаmeda (Санлукар-де-Баррамеда) и Puerto de Santa Maria (Пуэрто-де-Санта-Mария).
Херес — это вино высокого напряжения, оно должно делаться там, где виноградная лоза получает наивысший стресс, то есть в обедненной земле, заставляющей корень нервничать, но бороться, как, собственно, и саму землю, которая от возбуждения производит особые виды бактерий. Поэтому если уж херес, то это Андалусия, если фламенко — тоже Андалусия, и если витрувианский кофе — то также Андалусия.
Следующий важный момент — это пропорция чашечки для витрувианского кофе. Она играет ту же роль, что и кастаньеты во фламенко. То есть привносит такой греческий оттенок для нашего кофе, ведь именно грекам фламенко должно быть обязано кастаньетами (кротало — погремушки у греков, караталы — индийские цимбалы), которые используются во фламенко для аккомпанемента танцу (используются в стилях sevillanas, fandangos de Huelva и tanguillo de Cadiz, bolero, segdilio).
Идея ритма присуща и кофе — как его приготовление, так и его принятие, которое можно воспринимать как слушание или игру на лютне с тремя струнами. Гитара morisca позволяет почувствовать глубину кофе, как и глубинное пение Cante jondo, пришедшее не без помощи арабов, суфиев. Канте хондо — это пение, имеющее свое глубинное звучание, силу, вскрывающую сущность и самого звучания, и человека.
Немало в понимание витрувианского кофе привнес персидский поэт Зирьяб (Ziryab), основавший первую андалусийскую школу музыки и пения, где изучались школы пения различных культур. Но особо следует отметить его отношение к вкусу и обонянию (tarab), что позволяло исполнителю и слушателю вкушать не только слышимое, но и чувствуемое, то есть находиться в состоянии экстатического переживания, что во фламенко выражается в понятии дуэнде (duende).
Именно экстатическое переживание и есть условие витрувианского кофе, определяющее его глубину. Витрувианский кофе заставляет выразить себя и пережить определенное состояние, находясь в естественном ритме zambra или ритме чувств fandango. Этот ритм привнес в понимание витрувианского кофе отношение ко времени, которое можно соотнести со стилем Саэта (Saeta)— это отношение к божественному. Именно саэта является тем стилем, который сохранил в себе скрытый религиозный мистицизм Ближнего Востока и Средневекового христианства. Саэта — это невидимая связь со своей судьбой. Это молитва фламенко. Это вкушение витрувианского кофе, когда вкушающий становится духовным отшельником, находящимся в поисках внутреннего переживания и видения, становясь причастным к знаниям арабских алхимиков, тамплиерских мистиков, к сохраненным знаниям иберов и, конечно же, ведической культуре. Это весьма достойный коктейль, ставящий витрувианский кофе выше понятия напитка кофе.
И все же именно суфийские мистики максимально подготовили почву для появления витрувианского кофе. Чего стоит одно учение Ибн аль-Араби, который особым образом определил путь человека как мистический опыт, связанный в искусстве проживания наслаждения вкусом. Чувства и знания о чувствах, а также об их соответствиях, легли в основу изучения всех арабских алхимиков, искавших способы преобразования и усиления чувств.
Потребление витрувианского кофе — это не визуальная фантазия, он должен помогать добиваться внутренней свободы. А это уже процесс реализации вкуса для достижения необходимой частоты. То есть это необходимая культура потребления, сохраняющая искусство преобразования, на которую указывал Ибн аль-Араби в поисках чудесного света. Таким образом, понятия внутренней осознанности, соответствия и связи и были взяты, по всей вероятности, у суфийских мистиков для формирования глубинного выражения вкуса.
Итак, Андалусия являла собой место развития различных способностей и знаний. Возможно, там и было найдено что-то, на что косвенно указывает нахождение там ордена тамплиеров, в одну из задач которого входил поиск тайных знаний. Закрытое за семью печатями искусство делания кофе, ритмы фламенко, направленные на трансформацию внутреннего состояния и переживания, безусловно, не могли остаться для тамплиеров незамеченными.
Вполне возможно, что ими были даже привнесены палестинские ритмы, которые тамплиеры хранили для сохранения себя в высшем состоянии пребывания. Одной из тайн тамплиеров были знания, которыми пользовались еще Иисус и Мухаммед. Связаны они были с ритмом преобразования жидкостей для усиления неких форм переживания. Именно эти формы были взяты у арабов. И одно это — микротон (интервал, меньший, чем темперированный строй, то есть закладывается определенная частота вкусового и звукового ряда) — значит много. Не думается, что его использование имело спонтанный характер. Здесь просматриваются знания о законах ритма, где различная частота определяет различные уровни проживания. Используя микротона и полутона во вкусе, мы получаем некую форму воздействия, позволяющую менять вкус кофе, делая его глубоко личностным.
Витрувианский кофе меняет внутренний ритм человека, и, самое важное, он гармонизирует. Пьющий получает эффект наложения, то есть резонанса, приводящего его к экстатическому переживанию, как бы подготавливая человека к зикру.
Витрувианский кофе — это пропорция. Оно подобно сосуду, вместившему в себя разные вкусы, но сохранившему основу для выражения состояния человека, его переживания. Оно может быть наполнено грустью или печалью, радостью и вдохновением, но все эти состояния есть лишь форма сострадания, ведущая человека к внутреннему освобождению.
Принятие витрувианского кофе — это содержательный процесс, который укладывается в некий вневременной путь, что ставит этот процесс выше времени. Он должен открывать глубину человеческого существования, мышления. Принятие витрувианского кофе — это вход в храм, он позволяет успокоить сознание и прислушаться.
…Теплый воздух накатывает на нас, шаг внутрь и невероятная тишина. И в этой тишине оживают внутренние фрески храма, превращаясь в compas — ритмический рисунок, оживляющий тишину. Руки хотят поймать этот рисунок, тело — стать им, а ноги — следовать ему. И вот мы в ритме son аккомпанируем невидимому узору, прихлопывая в ладоши, прищелкивая пальцами и отбивая такт каблуками. Все мы поддались влиянию канте хондо, мы стали афламенкадо (aflamencado) — верующими в некую особую силу дуэнде, исходящую из витрувианского кофе.
Мы потеряли определение того, где мы и кто мы — в испанской церкви, поющие литургические песни, делающие непонятный африканский ритуал, разжигающие нашу кровь или гадающие свою судьбу, издавая глубинные возгласы переживания…
Мы растворяемся в храме, так и не поняв его очертаний и убранства. При этом сохраняется ощущение язычества, которое хочется воплотить в движении. Как будто сама природа наполняет наше тело, делая его грациозным.
Эта природная сила Ángel и есть та суть храма, которая вместе с дуэнде представляет таинственную силу внешней и внутренней пропорции. Вы начинаете следовать внутренней силе и выражать ее телом и словом. Вот он — особый язык витрувианского кофе.
03 июня 2011