Олег Чернэ

Время — это тема для любой женщины. Реализовать себя всегда непросто, особенно когда недостаточно времени. Как в отведенном временном цикле получить свою достаточность? Как на стекле нарисовать чернилами, да так, чтоб они сохранились? Как научиться делиться в каждом моменте силой? Рисуя из своей жизни картину, чтобы было то, чем я наслаждаюсь, при этом хотеть быть доброй, в раздражении находя предметы, бросаясь ими, ругаясь, оставаясь нагой, но делая вид, что прикрываюсь…

Уходить и затем возвращаться и опять на стекле искать понятное только ей. Приходить и опять вырываться, быть, в общем, женщиной и иногда униматься. Хотеть рисовать чернилами, но не быть испачканной ими! Но невозможно быть женщиной и не быть ранимой, и, пока не закрыты ставни, прилетает злой ветер… И опять, ругаясь, останавливать этот нескончаемый вертел, перед которым женщина, хотя или нехотя, но преклоняется. И опять рисовать чернилами, создавая то, что для нее красиво!

Игра со временем? Украсть у времени что-то. А что, нет? Оно крадет у нас жизнь и вообще учит нас красть, потому что постоянно нам мало. Ему надо, чтоб нам было мало! Тогда нас легче возбуждать, нами легче управлять. Сколько мы украли у времени, сколько мы набрали всего. И это уже намеренно определило нам все. Нас научили брать, но мы не умеем этим пользоваться. Уже тяжело держать, и остается лишь приспособиться. Кто научил нас красть, научи этим пользоваться!

Проблемы определять — это опять приспособиться! Проблема-то в чем? В том, что время-то не останавливается! И что самое интересное, так это то, что время позволяет нам изолировать себя от самих себя. Что бы мы ни взяли у времени, оно перестает быть. Здесь вопрос в фиксации памятью или наличия чего-то из прошлого. А ведь в детстве ты играла со временем… Взрослые говорили, что играешь в куклы. Просто все позабыли, когда первый раз тебе, девочке, сжали руки. Когда вызволили тебя из детства, ломая и калеча плечи, и, стоя на перекличке, тебя поместили в кавычки!

Ты женщина и ищешь что-то, где многого не знаешь, глупо определяя что-то. В этом отсчете времени, где ты не нашла себя, тебе надо отвлечься, уйти, куда глядят глаза, уйти в сторону, прижаться к земле или хотя бы туда, где все это с тебя смоет морская волна. Стоя в воде по пояс, на груди держа руки, поднять лицо к северу, где заморожены пришедшие с тобой в этот мир звуки.

У тебя украли пространство — пространство, где живет твой свет. Как тебе вернуть его, наполнить им то, чего у тебя нет? В поисках то ли дома, то ли чтобы сохранить свой луч, ты бежишь, не глядя, сложив себя в путь. Ценности можно придумать, но не придумать то, что формирует условие чистоты как звено. Нас заказал кто-то, приставив спиной к стене и говоря что-то, смотря, но не видя лицо. В этом протяжном куплете не ищи ответ. Просто не надо жить где-то, где, собственно, тебя нет…

Критическая масса — собственно, вот то, что осталось тебе, позволяя, впрочем, играть с наваждениями, соображениями и прочими хитросплетениями. И оставаясь одна, научившись одному — потреблять себя, — ты успокоена, обманута временем, что в этом ты не одна и, собственно, какое тебе дело тогда до завтрашнего дня? А ведь хотелось рассвета, хотелось лета, хотелось любви. Да? И много чего еще, что в результате взрастило лишь хотения одни! Поэтому одно хотение подменяло другое, и они стали для тебя все равно что сны. В результате вместо лета наступила зима, и ты спряталась за сны.

Когда жизнь состоит из того, что не помнится в ней ничего, что же можно хотеть и сказать, кроме «хочу»? Когда жизнь приучила ругаться, когда надо всегда защищаться, при этом продолжая бег — «черт возьми меня» крича и из крика делая оберег. В сердцах ответ! Доведя защиту до защиты самой защиты, где замена защиты — бояться, чтобы быть способной защищаться. Сожалеть о каждом поступке, переводя его в проступок. Бояться места, открытого чему-то большему, чем агрессии и злу, отгоняя от себя тоску. В надежде, что позовут и утешит кто-то словом — таким понятным и знакомым. Чтоб укрываться жизни моментом, а в реальности стать предметом..

Когда ты сталкиваешься с неприличным, ты возбуждена страхом или негодованием, и это твое отличие. Оно затмило тебя, предлагая иные переживания. Ты можешь назвать их при этом по-разному, да и какая разница, когда состояние близко к несчастному. А ведь это то же чувство, та же эмоция, приглашающая тебя к ожиданию и надеждам иметь большее. Так что в ожидании чувства любви все состояния не твои, и они отличительны от тех, что в самой любви есть. Не придумывай, не додумывай, не говори, пока сложно тебе сказать даже, выбирая, что важнее — быть в негодовании или жить в ожидании.

В безграничности существования важно иметь хоть какую-то опору. Когда одно созидает, нужно помнить, что есть другое, которое разрушает. И так всегда, если не постигнуть независимость от этих двух состояний, гармонию.

Почему мы называем жизнью то, что жизнью не является? Это следствие чего? Нас приучили к самому страшному — к тому, что нам до себя нет дела. Став следствием чего-то! Следствием какой-то истины или следствием какой-то причины, которую выразила следственная истина! Истина тьмы или истина света? Это истина не ведомая, и ты в ней!

Как научиться взращивать себя в безвременье, быть стихом, а не прозой у этого времени? Чтобы тебя не читали, а созерцали, не лапали, а вкушали! Быть единственной у себя! Чтобы росла моя внутренняя сила, а не то, для чего на прощание могила. Чтобы как-то по-другому договориться с собою! Конечно, я хочу быть твоей, но это от слабости и искушения, которое навязано мне на время. Чтобы в этом сравнительном бытии не сгинуть в небытие. Чтобы познать такт, чтобы вдохнуть эти немыслимые переживания, творения… Стать выше этого времени! Этих придуманных ценностей, где оценщик затаил зло на тех, кто стремится к свободе, к свершению, кто понимает, что человеческий удел не ограничен жизнью для чьих-то затей.