Русский язык — язык мышления
Барышня спрашивают, для большого
или малого декольте им шею мыть?
Салтыков-Щедрин
Нет ничего величественнее и в то же время абсурднее русского языка! Умение владеть им — это шанс на великое познание русской культуры, возможность настоящего погружения в неё, иначе это следует воспринимать лишь как высказывание параграфов абсурдности, когда значения теряются в выражениях, а выражения путаются в мыслях.
Вульгарность русского языка заключается в том, что он легко «поджигает» ситуацию, позволяя домысливать, воображать и фантазировать, и в неумелых руках (а вернее, устах) он разрушителен как для пространства, так и для мозга своего обладателя.
Абсурдность русского языка — во множестве противоречий, которые не привести в порядок, не овладев даром мышления. Этот язык легко сползает к реакционной абстракции с неограниченным количеством подъездных путей, заставляя при этом мозг скатываться к революционному состоянию. Находясь в состоянии ума под девизом «отечество в опасности!» или даже просто «жизнь не удалась!», человеку легко потерять связь со своим разумом, и тут уже потребуется перевал Суворова или многочисленные опыты Ломоносова.
Русский язык — это ряды Фурье, причём в любой последовательности, диффузорности или интерференции. Он обладает перцепцией невинности, и его сложно уличить в какой-то особой принципиальности, так как разумение, если оно не подчинено сознанию, зависит от акта речевания, а не от мозга. Типа «виновата ли я, что люблю?». То, что на русском говорили Пушкин и Достоевский, ещё не делает этот язык великим. По-настоящему величественным его делает возможность понимания того, что стоит за образованием суждений и изложений, восприятие его тактильности, то есть прикладная функция, формирующая сознание.
Нет ничего умного в том, что мы читаем великих русских поэтов в возрасте, когда мы ещё не научились оперировать русской мыслью. По сути, вся русская литература лозунговая. Она остаётся непонятой, так как чаще всего познается в моменте времени, не наделённом ритмом, сосредоточенностью и, самое главное, умением. Читаем, к примеру, высказывание Салтыкова-Щедрина: «У нас нет середины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!». Это было когда-то написано писателем и цитируется нами сегодня, но не для формирования суждений и рассуждений (чему ещё надо обучать), а для того чтобы вызвать в лучшем случае внимание, а в целом, комплементарную функцию реакции на «ручку» — то ли с позиции «ваше личико просит кирпичика», то ли типа «ручка решает вопросы обмотанности котелка войлоком». Ну это, батенька, когда люди что-то пишут и при этом не воспринимают что. Про матушку и не говорю, она после первого абзаца скисла...
Разрешить русскому языку ситуацию, когда он позволяет сознанию думать «как хочу», значит потерять его величественность. Его же возможности строить, формировать сознание, жить по убеждениям — это важнейшее условие жизни в дисциплине мышления, в суждениях, позволяющих проникать сквозь требования познания, то есть формировать усилие мозга для освещения нашего разума. И в этом основная ясность, светимость русского языка. Иначе узаконивается право быть глупым по причине грубого познания, а по сути, попирание законов мысли, которые работают в схеме «стаканом не закусывать!» и «стена — это не туалетная бумага!».
При дружном согласии вас со всем сказанным хочу уверить, что ваше согласие не работает, а кивание головой — так это же от усталости держать русский язык в голове, но не пользоваться им. Из лёгкого и пронизывающего русский язык легко превращается в тяжёлый и паразитический. И если наш язык не научит нас адекватности, то это практически гарантия делания всей жизни неадекватной и попадание в зависимость от суждения других, так как не познана природа суждения себя (где только и остаётся что паразитировать словами). Адекватность важна для русской мысли, но это не есть согласие со словом «адекватность», это отработка мыслей во всех видах нашей жизненной активности, в различных формах познания, которые у большинства в 20-25 лет уже отсутствуют, а то и не определились вообще.
Нельзя быть достойным гражданином своей страны и воспевать отечество при тотальном попирании своего сознания всеми функциями мысли, речеизложением, отношением к мыслетворению. Русский язык — это основа поведения, которая используется либо для разумения, либо для реагирования, переводящего жизнь в формат «не хотиться ль вам пройтиться там, где мельница вертиться?». Проживание жизни в условиях, где невозможно понять, кто является чем, да и зачем, это значит быть при изложении, но не излагающим. Русский язык идеален для того, чтобы постучаться к себе, но ему нужна наша сила, чтобы все-таки прийти к себе. Сила русского мышления — это выявление адекватности, формирование вопросов, ведущих к познанию, а не извержение ответов и суждений повторяющимися фразами, делающими их словами-паразитами. Ну типа «классно»…
Русский язык — это возможность формировать особый вид разумности в выявлении акцента мысли, а не умение говорить, не думая и не слыша, что произносится и как. Где еще, как не в русском языке мы встречаемся с выражениями «тупой», «идиот» и т.д., реализуя при этом значение «кто обзывается, тот сам так называется»? Определение «тупой» ещё не есть знание о тупости. Это очевидный элемент ограниченности, где мы обзываем всё и всех, не воспринимая, что сами для себя являемся территорией, на которую не имеем права заходить.
Для русского языка важно постижение и познание определяемого, то есть как минимум создание возможности интегрироваться в тему. Набирание же определяемого без его понимания, лишь для освежения своей глупости, не относится к познанию вообще, а становится наукой об отрицании познания с выражением негативизма к собственному сознанию.
Величие русского языка заключается в формировании академичности мышления. Академичность мышления есть дыхание русского языка. Дыхание формирует ритмику, которой нет ни в одном другом языке. Ну скажите, почему, запев «На дальней станции сойду, трава по пояс…», дама, не имеющая к этому никакого отношения (скажем, некая Ксения), оказывается вся в горьких слезах? С одной стороны, это неумение управлять сознанием (даже если мы и представляемся носителями этой самой русской поэзии), а с другой — картина того, как одновременно наш язык направляет всё на себя, типа «всё меня касается» и «тоже хочу туда».
Неумение измерять ритм языка лишает нас дыхания. Я бы даже сказал — русского дыхания. Академичность — это система, и как её ошибочность, так и направленность формирует язык. Русский язык — первопричина русского мышления. Русское мышление — это первопричина русской культуры. Язык важен для пробуждения сознания, а не для определения ему отношений на уровне реакции или шаблонов, где основное место занимают шаблоны беспокойства.
Единственной ценностью, которая есть у человека и которую, что самое интересное, он может забрать с собой, является мышление. Русское мышление, или способность мыслить на русском языке, это высшая ценность не только для русского человека, но и вообще для всех.
В сознании любого человека заложен акцент внимания на богатство. В сознании русского человека богатство — это его язык, ведь с его помощью он формирует в своём сознании ценности и укрепляет свой дух, душу. В противном случае даже свободное использование этого языка не является показателем русского. Таким образом, русский язык либо забирает у нас наше сознание, либо совершенствует его.
Русский язык — это также и контакт с божественным, так как он способен вести к целостности, то есть обеспечивать приход к своему сознанию. Это дыхание разума. Это важнейшая реализация нас как людей. То, что выражает наш язык, нашу мысль, тому мы и следуем. Неумение думать — это отсутствие персональности, это обесточивает нас и лишает возможности жить в позитивном состоянии, то есть в акте мышления.
Мышление не есть выражение внешнего, это выражение внутреннего. Если говорящий не слышит себя, то как он может оценить, как его слышат другие? Теоретизирование мозга — особенность русского думания, и это уход от мышления. Мышление же должно сопровождаться сосредоточением.
10 июля 2019
RSS: